Ирина АНТОНОВА

(г. Москва, Россия)

Номинация «МАЛАЯ ПРОЗА»

«Для детей и юношества»

КРЫМ

О Крыме я слышала с самого раннего детства. Родителям  там не довелось побывать, но в книгах, которые мне  читали вслух, он часто упоминался. Ну тот же «Белый пудель» Куприна...  Потом по страницам своих воспоминаний  крымскими   тропами высоко над морем вёл меня К. Паустовский . Казалось, я чувствовала запах сухих трав и каменную осыпь под ногами. Там же в Крыму находилась могила А. Грина, бедствовавшего  всю жизнь, умершего в нищете и признанного только спустя годы после смерти. Крымом были вдохновлены его сказочная феерия Алые паруса ,  Лисс , Зурбаган…и все города,  где жили его герои…

Крым всё детство и отрочество казался мне землёй обетованной. А когда, позже, я услышала о сердолике, найденным С. Эфроном в коктебельской бухте и преподнесённым М. Цветаевой, я окончательно загорелась Крымом и дала себе слово там побывать.

Случай побывать в  Крыму неожиданно представился.  Меня пригласила в поездку мать моей подруги детства. Крым она знала, как пять своих пальцев, ездила туда каждый август с семьёй.

На троих нам досталось купэ, Виолета Юрьевна внизу, мы :Лёля 18 лет и я 20 ти на верху, больше никого не подселили.  Покупаем на полустанках горячую картошку с укропом, ягоды и после Курска с Белгородом огромные тугие помидоры Бычье сердце. Виолета Юрьевна строго предупреждает не оставлять кошельки под подушкой, окно приоткрыто и вытянуть кошелёк через щель квалифицированному жулику не представляет труда. Мне по молодости лет в это не верится, но я не хочу перечить. Она сделала доброе дело: взяла меня в Крым. Одну меня родители бы ни за что не отпустили… Поколение, пережившее послевоенную разруху на себе испытало воровской беспредел. Это теперь карманник — явление почти экзотическое.

Из Симферополя нагруженные вещами садимся в автобус. Маршрут лежит через Планерское (Коктебель) на конечную остановку  Лисью бухту, кажется, теперь это называется Курортное. Нестерпимо жарко. Слева и справа из окна тянутся склоны, поросшие виноградом. Родители Лёли, прозвали домик у моря, где они частенько останавливались, Сычёвкой, не столько по фамилии хозяина, как по его угрюмому неразговорчивому нраву.

По прошествии многих лет (десятилетий) страшно подумать, я всё отчетливей вижу эпизоды моего первого пребывания в Крыму. Узнаю, что там снимались знаменитые кадры из Человека-амфибии» с А. Вертинской. Не счастье в полном смысле этого слова, а важные составляющие счастья лёгкость и беспечность бытия дарил мне Крым.

 Утром ходим на море в Лисью бухту, маленькую уединённую, как бы отгороженную большими камнями. Там никого нет, можно искупаться нагишом.  Несколько раз поднимались в горы, поросшие кустарником. Мать Лёли обращает моё внимание на низкие кривые  деревца по краям обрыва. Это Иудино дерево, по легенде на нём повесился Иуда, в момент острого раскаянья… По весне ветки дерева бывают сплошь покрыты ярко-розовыми цветами. Спустя несколько лет  уже в Мисхоре я застала в апреле Иудино дерево в цвету, оно зацветает раньше других и само собой написалось: «Запомню всё: и ветреный апрель, и серый день, и каменные груды и занесу на память в акварель изогнутое деревце Иуды. Его цветенья дух не истребим. На ощупь корни чувствуют опору, И кажется, что это пилигрим над пропастью карабкается в гору».

 В. Ю. Всегда приносит  с прогулок большие букеты из пахучих степных трав и живописных причудливых веток.

Это называется икебаной. Засохшие ветки она повезёт в Москву украсить уютную арбатскую квартиру.

 Ездили мы тогда и в знаменитый Ливадийский дворец, где по дорожкам гуляли павлины, спускались царской тропой, купались на каменистом пляже у Золотых ворот, осматривали грот Шаляпина.

Незадолго до отъезда мы с Лёлей загорелись желанием прокатиться на пароходе.  В. Ю. купила билеты.   На  борту маленькой яхты размашистыми буквами было написано Нарцисс, и точно высокая стройная с белым парусом, она всем своим обликом напоминала грациозный цветок на  хрупком стебле. Стоял жаркий  августовский день, яхта была полупустой, мы вышли в открытое море, и вдруг наше судёнышко стало качать из стороны в сторону. Сначала слегка, потом всё сильнее и сильнее. Волны заливали палубу, судно накренивалось, почти  плашмя ложилось на воду. Ветер усиливался, и качка становилась беспрерывной. Мы с Лёлей, вымокшие до нитки, выбегали на палубу, ожидая, когда окатит с головы до ног новой волной. Качка нас только веселила, казалось мы опьянели от  ветра, простора и солёного воздуха… А вот бедной В.Ю. стало совсем плохо, она страдала от морской болезни, с мертвенно бледным лицом  сидела в трюме,  не чая дождаться твёрдой почвы под ногами.

Назад из Крыма я уезжала одна в плацкарте, нагруженная виноградом и персиками, желая, поделиться с родными хоть каплей  южных даров.