Надежда ОСИПОВА

(г. Енисейск Красноярского края, Россия)

Номинация «МАЛАЯ ПРОЗА»

«О жизни и любви»

СИДИТ БЕЛКА НА СУКУ…

Солнца почти не было видно. Где-то поблизости полыхала тайга. И дымовая завеса сумрачно укутывала полусонные дома моего маленького городка. Иногда ветер возвращал солнце, но ненадолго – дым снова выкарабкивался из тайги на городские улочки. Только в конце августа упрямые густые дожди загасили лесные пепелища. Трудолюбивые пузатые тучи дочиста отмыли закопченное небо, и день стал начинаться живящим осенним холодком.

Как-то так вышло, что лета в смоге я не разглядела, а северная осень уже пришла в город. Страшило, что на зиму не было заготовлено ни полена дров. Как выглядят деньги, уже стала забывать, потому что скудную свою пенсию в один день обменивала на квитанции. Сухари давно закончились, и питалась я в основном овощами. И порой казалось, что от одиночества и тишины звенит в доме воздух. Муж после десяти с половиной лет болезней безмолвно ушёл из надоевшей жизни. А сыновей я почти силком вытолкала из дома, оба учились в очной аспирантуре в больших городах.

Мой возраст лихо вышагивал к шестидесяти годам, а через два месяца я должна была ехать в Москву на сессию в Литературный институт, за учёбу в котором мне доставалось тычков и насмешек от местных чиновников хоть отбавляй. И если посмотреть со стороны на сложившуюся ситуацию, выходило, что всё очень плохо. Но, самое главное, - я уже прошла такую трудную часть сложного пути, что давно потеряла право сдаться. Пусть не для учёбы, да уж и не из самолюбия, но я хотела во что бы то ни стало выстоять.

Работы в городке не было с советских времён. И чтобы не замёрзнуть зимой у нетопленой печки и не заморить себя голодом, надо было срочно что-то делать. Несмотря на тяжесть обстановки, несуразные поступки я продолжала множить, потому как решила в одиночку собирать на болоте клюкву, чтобы заработать денег. Болотные сапоги сохранились от прежней благополучной семейной жизни всяких размеров. Муж был охотником, и до болезни ему нравилось таскать меня за собой по тайге и окрестным болотам, поэтому местность я не только хорошо знала, она казалась родной и привычной. В напарники звать было некого - баба сразу утонет в болоте, а мужик станет приставать, либо учить жизни, поэтому в тайгу я рванула молчком и в полном одиночестве.

На деле всё оказалось не так ладно, как представлялось дома. Насилу отыскала поляну, с которой тропа брала начало к болоту. Теперь поляна  заросла папоротником, а вместо тропы высились заросли пушицы, опоясанные на сто рядов старой паутиной. В прежние года здесь оставляли машины ягодники, но куда они подевались нынче, я не имела и малейших догадок. Смущал и тот факт, что рядом не стреляли, хотя глухари и рябчики только что сами не бросались под ноги. А ведь охотничий сезон с неделю как должен был начаться. Немного походила по поляне, огляделась, подумала. Но решила продолжить путь, только на болото зайти уже со стороны ручья, благо в этом году сушь простояла почти всё лето.

Тропа от ручья была протоптанной, но казалась чужой, как запретная часть вражеской территории. Временами беспричинно нападал дикий страх, и я готова была поклясться, что за мной из-за мощных стволов корявых сосен кто-то наблюдает. Во всяких водяных и леших я не шибко верила, но когда вокруг находятся зековские зоны, то мысли в голову могут заползать самые разные. А моя самозащита, пакеты красного и чёрного перца в двух карманах куртки, на общем жутком фоне смотрелась просто смехотворно.

Чтобы не лишиться сознания от накинувшегося ужаса, я стала напевать. Сначала в голову ринулись модные песенки, но  храбрости они не добавляли. Потом начала вспоминать военные песни, их я знала со школы. Чуть-чуть полегчало. Но петь одно и то же, на ходу копаясь в испуганной памяти, мне вскоре надоело. Так я соскользнула до частушек. Разухабисто распевала их, ни о чём не думая. И смелость, смахивающая на кураж, тоже появилась сама собой. А ближе к болоту я уже стала орать во всю глотку матерные частушки.

Клюквы уродилось много, но до вечера я смогла набрать только одно ведро, потому что большую часть дня всматривалась в берёзы и сосны на ближней гряде. Мне всё время казалось, что за мной кто-то постоянно наблюдает. Но постепенно я стала привыкать, иными днями приносила домой до двух ведер клюквы. Появились деньги, я раздала срочные долги, и уже начала прицениваться к дровам.

Но страх не уходил. Он то затихал, то усиливался. Мало-помалу выяснилось, что матерных частушек я знаю великое множество. Могу распевать их день напролёт. Иногда увлекалась, выбирая самые забористые, и тогда мне казалось, что совсем рядом кто-то радостно хрюкает, будто смеётся. Петь я начинала всегда с одной и той же частушки «Сидит белка на суку…». В переводе на обычный человеческий язык, если выкинуть некоторые слова, частушка должна была звучать примерно так: «Сидит белка на суку, что-то кажет барсуку. Барсучонок, барсучок, ты не залезешь на сучок». С лесной тематики плавно переходила на деревенскую, пела про трактористов, злополучную любовь и солярку. А дальше – по настроению.

Кроме варёной картошки и помидор, я стала брать с собой ржаной хлеб, который таинственный «кто-то» нагло воровал. Компаса у меня не было. Я выбирала из обросших мохом тощих огрызков деревце покрепче, привязывала к одной из верхних веток красный платок, который служил ориентиром. Там же оставляла свой обед. Если честно, то хлеба мне было не жалко, поскольку в частые голодные времена я привыкла без него обходиться. 

  Однажды вечером я возвращалась домой. Тяжёлый кан с клюквой привычно давил на плечи. Болотные сапоги почти до колен проваливались меж кочек. В висках стучало. Ободранные до крови костяшки пальцев противно ныли. От натуги при каждом шаге стонала каждая клеточка надсаженного тела. И я всю дорогу сначала по болоту, а потом и по тропе среди леса, боязливо озиралась.  Ещё не совсем стемнело, но ночь уже начала укладываться спать за тёмными кустами. Возле ручья я упала, запнувшись сапогом за коряжину. Притиснутая двухведёрным каном,  прямо у себя под носом я удивлённо разглядела косолапо вдавленный в землю свежий отпечаток медвежьей лапы. Кое-как выбралась из-под кана, отбрасывая пригоршнями грязь с одежды. Потом села рядом с тропой на траву, привалившись к сосне. Домой возвратилась глубокой ночью.

Первые мысли, которые поджидали меня утром, радости не принесли. Я не понимала, как надо правильно поступить в создавшейся ситуации.   Медведь меня не тронул. Наверное, не людоед, либо просто сытый. А морозы? Что будет со мной лютой зимой? Как пить дать, замёрзну у нетопленой печки. И какие слова я, нищая вдова, найду для мотивации, чтобы жить дальше, если не смогу осилить поездку на сессию в Москву? В раздумьях прошло два дня. На третий я пошла в городскую соцзащиту - просить денежную помощь. Через полчаса вылетела обратно со слезами, - так жестоко меня ещё не унижали. Лучше бы совсем не ходила, только замаралась…

Когда закончились деньги, я снова собралась на болото. Решила так: если рыпаться, то что-нибудь да выйдет. А если сиднем дома сидеть, то тогда уж точно пропадать… И ещё мне до судорог захотелось поверить, что в тайге ничего плохого не случится и что светлое будущее  скоро должно объявиться само собой. Напоследок подумалось, что есть и хорошая сторона – если медведь меня сожрёт, то в таком случае хоронить не надо будет, добрым людям тратиться…

Наверное, за пятьдесят с лишком лет я себя плохо изучила. Потому как тропу от ручья до болота проскакала без страха, а частушки пела самые бесстыдные. Словно делала вызов всему белому свету. Изменилось и поведение медведя. Он изредка стал показываться мне на глаза. И пакет с хлебом забирал без утайки, как будто имел на это право. А иногда вдалеке он ревел столь яростно, с такой страшной тоской, что на меня нападала самая настоящая жуть. В такие дни медведь подходил к краю гряды и коротким рыком требовал: «Пой!». И я пела. Точнее, орала, молилась и материлась, всё вместе.

Однажды я его успела заметить с близкого расстояния. Он стоял, совсем как человек, облокотившись на вывороченное корневище недалеко от ручья. Только успела подумать: «А вот и Вася», как он резко оттолкнулся от коряги, а потом исчез. 

О медведе Васе я думала часто, даже когда была дома. Мне казалось, что в эти места его пригнали пожары, которые почти с самой весны яростно уродовали тайгу. Потому медведь и орал так сильно – тосковал по родным корягам. Иной раз я даже сочувствовала ему.

Наконец смогла  купить дрова. Целых пять машин пиленого горбыля.   Уже планировала обзавестись и билетом  до Москвы. Но, как говорят, загад – не угад. Видать, продуло спину. И к обеду я переместилась с болота на открытый край гряды, чтобы медведь Вася ненароком не споткнулся об меня, когда я буду массировать спину – тереться больным местом о сучковатый ствол берёзы.

Возвращаться домой, когда в кане брякает всего полведра клюквы, мне не хотелось. Надеялась, что через часок-другой полегчает, - так бывало уже не раз. Медведя не было видно не то второй, не то третий день. Имела подозрение, что он уволокся в родные края. Мы порядком привыкли друг к другу, и я теперь относилась к нему как к очень большой умной собаке, которую ни в коем случае нельзя дразнить.

Я удобно пристроилась на пне возле огромной сосны. На её стволе в небольшой выемке в капельках смолы барахталась божья коровка. Я подняла с земли огрызок ветки, хотела выколупнуть уставшее насекомое из смолы, но у меня ничего не получалось. Потом я задремала. Разбудил комар, он подлым образом проник в платок и противно зудел там, меняя интонации. И тут я увидела двух оборванцев, которые шли по направлению к гряде. В руках у мелкого мужика я увидела свой пакет с ржаным хлебом. По повадкам сразу поняла, что это побегушники, - зеки, сбежавшие из зоны.

Первый, мелкий мужичонка в бабьей обвисшей жёлтой кофте, походил на сперматозоид, который вовремя не отыскал цель, а теперь юрко совался во все щели. Другой, худой и высокий, в клетчатых коротких брюках на верёвочных подвязках, задумчиво смотрел внутрь себя. Клетчатый сразу опустился на корягу, продолжая напряжённо думать. Рядом юркий зек поигрывал ножом. Во мне с бешеной силой зашевелились гены бабушки Дуни, которая даже в свои восемьдесят семь лет боялась, что её «ссильничают». Я старалась не подавать вида, что боюсь их. 

Трудно сказать, что было бы дальше, если бы в это время не заревел Вася. Мелкий зек вздрогнул, на мгновение замер, а потом бросился прытко бежать, только бабья кофта жёлтым пятнышком промелькнула в воздухе.

- Ловко сдриснул, - потрясённо присвистнул клетчатый.

  Вскоре послышалась невидимая нам возня, - убежавший зек визжал, скулил, а потом разом всё стихло.

Я улыбнулась, краем глаза заметив, что моя божья коровка, неуклюже расправив мятые крылышки, сама старается оторваться от жёлто-коричневого соснового ствола.

- Ты что, совсем дура? – шёпотом спросил клетчатый зек.

Я обиделась. Вскинув на плечи полупустой кан, пошла прямиком  к ручью. Клетчатый засеменил следом. Так мы дошли почти до самого ручья: я молчала, а зек по-прежнему смотрел внутрь себя. «Чем страдать, лучше бы по сторонам осмотрелся, - осудила я Клетчатого. – Ну, убил, наверное,  двоих или троих, пора бы и простить себя. Вон у чиновников в городской соцзащите послужной список весомее будет, не один десяток доконали, и ничего, без печали панствуют… Познакомить их, что ли… Для баланса…»

Совсем рядом рявкнул Вася: «Пой! Лучше пой!.. не то хуже будет!»

 Я с ходу затянула привычное: «Сидит белка на суку…»

Пела долго. Только к вечеру решилась стронуться с места. Когда прошли ручей, жёстко сказала зеку:

- Нам с тобой в разные стороны. Пойдёшь следом, - закричу, позову медведя на помощь. Он меня целый месяц знает, привык. Поэтому ужинать с тебя начнёт. Прощай.

Глаза зека зачернели обидой. Ничего, пусть тоже в одиночку в тайге постарается выжить, не всё мне бедовать. Дурой не надо было ему меня обзывать. Запретила себе его жалеть. Взрослый мужик. Наверняка песенок матерных тоже много за жизнь выучил… Теперь его черёд развлекать Васю…     

«Для детей и юношества»

ПУТЕШЕСТВИЕ В МИР ВОКРУГ НАС 

ДОЖДЕВЫЕ ЧЕРВИ

С середины мая до начала октября сводку погоды узнаю от дождевых червей. Синоптики ошибаются часто, но дождевые черви – никогда. Если надвигается сушь, то они уходят глубоко в землю. Запахло дождём – выползают на поверхность.

Считаю, что с названием им не повезло. Люди окрестили их дождевыми червями будто в насмешку. Проблема в том, что они крайне боятся избытка воды в почве. Бывает, что после многодневных дождей в панике расползаются по асфальту, по твёрдой дороге. Их гонит инстинкт самосохранения. Однако асфальт, похоже, не особо спасает. Но хотя бы не тонут.  Гибнут уже по другим причинам.

Более трудолюбивых существ, чем дождевые черви, трудно найти в природе. За сезон они пропускают через себя тонны земли – рыхлят почву с весны до осени. Если по неосторожности мне выпадает неприятность покалечить дождевого червя, то я долго переживаю. Когда они мне мешают копать в огороде землю, а такое случается перед дождём, я осторожно беру заблудившегося труженика голой рукой и отбрасываю на уже вскопанный участок. Берегу их, как берегут верных друзей. К каждому червяку, которого приходится перебрасывать, шутливо обращаюсь «Мистер Черри». Не упомню, откуда застряло в памяти это обращение, но мне нравится:

- Мистер Черри, здесь становится опасно, пожалуйте на другое место…

Несколько раз доводилось попадать вилами или лопатой в их колонии, где взрослые и маленькие особи сосуществуют целыми поселениями.

Жизнь дождевых червей почти не изучена. Вот как-то так получилось: незаметно работают, незаметно общаются, незаметно бедствуют… Совсем как большинство хороших людей… Словом, честно живут и трудятся, не привлекая внимания…

ТАДЖИК И БЕЛАЯ ГОЛУБКА

         По дороге к храму прохожу по базару. Зима, Очень холодно. Таджик Шухрат кормит голубей. Разбрасывает горстями пшено. Городские птицы, похоже, привыкли к Шухрату, слетаются к нему со всей округи. Сплошной ковёр сизых спин, только клювы мелькают. Голубей всё же больше, чем пшена. Из всей стаи выделяется белая голубка, не цветом, а непомерной драчливостью. Таджик аккуратно поднимает голубку с притоптанного снега, опускает на рукав куртки, подставляет ладонь с пшеном: 

 – Ешь досыта, не торопись…

Следом на рукав опускается молоденький сизый голубок. И сразу сваливается на снег от мощного удара голубки.

- Вася, Вася, ты чего так дерёшься-то, - таджик приглаживает белые взъерошенные перья, стараясь успокоить голубку. Та сидит, свирепо поглядывая на летающих вокруг птиц, раскрыв мощный кривой клюв. Пшено не клюёт, забыла про еду – злоба дороже. К Шухрату подходит другой таджик, пытается погладить голубку. Она клюёт его что есть мочи. Оба таджика весело смеются.

ЛЯГУШКИ

         Люблю лягушек, глазастых, любопытных. Они меня тоже своей считают – большой толстой лягушкой. Потому как с весны до начала заморозков где-нибудь совсем рядышком наблюдают за моими делами. Я с ними разговариваю. Иногда ругаюсь, если мешают работать. Прошлым летом на садовой тележке возила дрова от недостроенного остова котельной – памятника глупости заводскому начальству.

Трудно совершать подвиг, когда стоит жаркий июль. Комары под очки лезут, облаком над головой вьются. Пауты подло атакуют, одежду насквозь прокусывают. Иногда кажется, что воздух вокруг просто гудит от желающих попить кровушки. Работа потная, тяжёлая. Пока доску обстучишь от опилок, потом пристроишь её на тележку, чтобы в дороге не свалилась. После выпрямишь больную спину, постоишь с минуту, выдерживая равновесие… и – в путь… до собственного двора по уличным колдобинам…

         Дрова заготовил сосед себе про запас, а я бессовестно выпросила у него за малую плату. Дней за десять перевозила на садовой тележке четыре машины пиленого горбыля. Другие соседи – кто подсмеивался, а кто и жалел… Но лягушки – точно мешали. Им не нравилось, что разрушаю их лягушачье королевство: дрова уже два лета пролежали возле котельной, травой прорастать стали. Побелели на солнце, высохли до приятной звонкости. Но это был их обжитой дом.

         На четвёртой машине и я стала сердиться. Только возьмусь за доску, а лягушка возле – прыг да скок… Сначала по-хорошему уговаривала… Потом ругаться начала… А к вечеру от усталости и вовсе не сдержалась – поддела лягушонку ногой… Та с лёгким стоном приземлилась метрах в трёх в крапивных зарослях.

         Вроде ничего особенного… Но до сих пор со своей совестью договориться не могу… всё вспоминаю, как лягушку тогда в сердцах обидела… Терпеливей надо всё же быть… и к ним тоже…

ТИХОН  И ЛИНДА

Тихон - так звали соседскую дворняжку. По прошествии многих лет могу твёрдо сказать, что более подлого характера мне не пришлось видеть ни у одной собаки. Больше всех доставалось от Тихона овчарке Линде, которая годами дисциплинированно сидела на цепи за высоким забором у другого соседа. Тихон, пробегая мимо, ежедневно лаял в нижнюю щель соседской подворотни не меньше часа. Собаки рычали друг на друга, пока у овчарки не пропадал голос. Когда становилось неинтересно дразнить безголосую соседку, Тихон убегал в город.

Подлый характер давал негативные последствия, - Тихон всегда поочерёдно хромал на каждую лапу. Ему страшно нравилось нападать исподтишка, за что его ругали, били, кусали. Но ни у кого не было к нему такой ненависти, как у овчарки Линды.

Однажды весенним погожим утром Тихон по сложившейся привычке подбежал к подворотне подразнить овчарку Линду. Он не заметил, что ворота были слегка полуоткрыты – хозяева возили на огород землю. Линда сорвалась с цепи одним дюжим рывком. Она рвала Тихона с первобытной мощью дикого зверя. Народу собралось вокруг немало, но разнять их не было никакой возможности. Лишь минут через двадцать неимоверными общими усилиями смогли затащить Линду в ворота.

Спасти Тихона не удалось. Линда издохла месяца через три после Тихона, вероятно, от тоски по врагу…

ОСЫ И КОТ БАРСИК

         В прошлом году, открывая после зимы отдушины в подполье, обнаружила целый клубок ос. Они приспособились зимовать в вате, которая нападала в подпол, когда я ещё по осени заколачивала щели в отдушинах. Осам не понравилось, что их растревожили столь бесцеремонным способом – вату я выбросила через открытую отдушину в огород. И еле спаслась от их мести. Осы настолько злобно начали за мной охоту, что я ног под собой не чуяла, когда неслась из огорода.

         Недели через две я решила начатую работу закончить – отдушины надо было забить сеткой на лето от пришлых котов и лесных гостей, за моей оградой уже начинался лес. Взяла тяпку, разворошила вату – история повторилась. Осы продолжали жить в вате. И снова с лютой злобой выпроводили меня из огорода. Занялась другими делами в надежде, что ос прогонят из ваты летние дожди.

         Но соседский кот Барсик думал иначе. Однажды ему стало любопытно, что делает вата на его территории. Когда он сунулся с обследованием, осы набросились и на него. Только кот Барсик, будучи по молодости отважным и безрассудным, не убежал. Осы его жалили, а он их – давил. Победил кот. Когда я снова зашла в огород, то увидела, что вата разорвана на малюсенькие кусочки, а мёртвыми осами усыпана вся чесночная грядка. Кот Барсик дико орал в лесу дня три напролёт. Думала, что сдохнет. Нет, ожил. И к концу недели, смотрю, опять начал делать обход своей территории.

МЫШЬ

         Когда выпал первый снег, пробралась в дом мышь. По ночам стала бесчинствовать. Терпела я долго – недели две, а потом купила мышеловку. Гуманную. Которая похожа на маленькую клетку. Принцип работы у неё совсем простой. Приспосабливаешь на выступ в клетке наживку, мышь тянет её, дверка захлопывается.

         Утро в тот день началось у меня с радости – мышь попалась. Особь мужского рода, тощая, злобная. Зверёк с характером оказался: на весь дом хруст стоял, железные прутья грыз. Хвост был слишком длинным, весь в клетку не вошёл, кончик дверкой прищемило. Я мышиный хвост освободила, пошла одеваться, чтобы гостя из дома в лес выбросить. Оделась, возвращаюсь в кухню, а мышки нет, клетка пустая. Спрашиваю сына, он в гостях был:

         - Куда зверя-то девал?

         Выпустил, оказывается.

         - Прости, мама, пожалел я мышку. Сама посмотри, на улице-то мороз… Будет теплее, снова поймаешь. Тогда и выпустишь. Не переживай.

         Я стерпела. Ничего не сказала в ответ. Снова потянулись бессонные ночи. Оттепели наступали, но мышь в мышеловку ни разу за всю зиму больше не попалась. Умная оказалась. Теперь жду лета, когда солнце землю согреет, возможно, тогда она сама в лес к себе домой соберётся. А пока – терплю… Лежу ночью без сна, мышь вовсю орудует, скребётся, а я думаю:

         - Наверное, это хорошо, что сын такой добрый, мышь вон пожалел. Может, и меня пожалеет… когда-нибудь…

«Крым 10 лет – крыло России»

КРЫМ И «ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ СЕЗОН» 

         По странному стечению обстоятельств восприятие Крыма для меня всегда неизменно сливается с мыслью о фестивале «Интеллигентный сезон». Они и появились в моей жизни почти одновременно. Я была в Щёлкино на фестивале «Славянские традиции», когда ребята из Липецка впервые заговорили об «Интеллигентном сезоне». Они с таким упоением делились своими впечатлениями, что не  разделить их восторг было невозможно. Так что могу с уверенностью констатировать, что «Интеллигентный сезон» я полюбила ещё до встречи с ним вживую. Однако сразу очного участия в фестивале не случилось – помешала пандемия.

         Также припоминаю, как десять лет назад россияне в буквальном смысле слова прилипали к экранам телевизоров, чтобы не пропустить ни одного сообщения о Крыме. И даже потом, уже после присоединения, следили за новостями о жизни на полуострове. А строительство моста? Это уже граничило с чудом! Так что и я в их числе, живущая за тридевять земель от Крыма, со временем начала считать его не только родным, но досконально знакомым и близким задолго до встречи с крымской землёй.

         До сих пор, однако же, не пойму одного обстоятельства: как смогли столь быстро сориентироваться крымские коллеги, чтобы фестиваль «Интеллигентный сезон» смог родиться в один год с присоединением Крыма к России. Вряд ли можно считать этот факт простым совпадением. Не секрет, что одно только положение о фестивале нужно прорабатывать непосильно долгое время. И номинаций фестиваль тоже насчитывает невероятное количество! Значит, крымские писатели могут оперативно работать, удивлять и побеждать! Хотя мне много раз приходилось наблюдать повышенную ответственность Прилуцкой Ольги Владимировны, когда она справлялась с огромным количеством работы за короткое время. Буквально, за одну ночь. А наутро блистала свежестью и красотой. Прошу только не считать ненароком высказанное мною мнение лестью: я живу непомерно далеко от Крыма и настолько тяжело, что сама поражаюсь, если мои поездки на фестивали удаются. И считаю огромным достижением, увы, не заработанные мною дипломы, а благополучное возвращение домой.

         Не только я, но многие русские, да и советские писатели любили Крым, считали его жемчужиной России, здравницей. Жили здесь, восстанавливали своё здоровье, работали во славу России. Неудивительно поэтому, что в Крыму, без преувеличения, на каждом шагу в каждом городе по музею. Да ещё по какому! Уникальному! И даже уже по такому факту можно судить о людях, живущих на этой благодатной земле. Общеизвестно, что музеи без самоотверженной любви их работников и безграничной преданности не могут существовать, и неделю не продержатся!

         В Алуште, к примеру, жил много лет гениальный и невероятно трудолюбивый писатель С.Н. Сергеев-Ценский, о котором я могу рассказывать часами. О его творчестве я уже начала готовить книгу эссе, написанных мною в разное время, конечно же, не без участия «Интеллигентного сезона». Именно на его базе был создан международный литературный конкурс о С.Н. Сергееве-Ценском.

         Приезжая в Крым, не могу надышаться его волшебным воздухом, наглядеться на море, налюбоваться растущими здесь диковинами. Именно в Крыму я впервые увидела, как растёт лавровый лист и виноград. Здесь я увидела змею тоже в первый раз. Я живу настолько в холодном климате, что змеи не рискуют у нас селиться, они предпочитают более тёплые места. Впервые я поняла, насколько может быть сладким арбуз. К нам их привозят осенью из южных регионов, но они порой оказываются несъедобными, напоминают корм для скота. В Крыму я множество раз ощущала странное чувство счастья, восторга, переживала волшебное состояние сказки.

         В Крыму меня ни разу никто не обидел, наоборот он дал мне друзей. Люди здесь благожелательны, а цены – демократичны, вопреки ожиданиям. Хотя понятно, что ездишь две недели, а потом платишь год взносы по банковскому кредиту, но оно того стоит. В Симферополе, когда попала в аэропорт, подумала, что оказалась в фантастическом будущем. Проезжая по крымскому мосту, испытывала огромную гордость за Россию.

 Словом, Крым меняет представление о мире. А фестиваль меняет жизнь участников. Когда два года назад была в Керчи, когда там проходил «Интеллигентный сезон», то многое узнала и о самой себе. Однажды услышала, как художница Наталья Баженова говорила кому-то: «Ну что вы боитесь рисовать?! Ведь это так просто!» Несмотря на то, что сидела далеко и даже к ней спиной, услышала её слова и поверила, что это так и есть. Приехала домой и сразу записалась в школу иконописи. Вот уже два года учусь и сама пишу иконы.  Получается не хуже, чем у других иконописцев. Хотя ещё со школы считала себя абсолютно бесталанной.

Именно на фестивале вновь встретилась с легендарной Лолой Звонарёвой. Она просветитель. Бывая на различных литературных фестивалях, Лола Уткировна своими мастер-классами выполняет функцию Литературного института: учит, наставляет, подсказывает, разъясняет. За полчаса общения с Лолой Звонарёвой становишься другим человеком, более грамотным и более уверенным! Мне даже мужество Валерия Басырова пригодилось, когда оказалась на его месте в борьбе с ковидом. Сразу всё вспомнила, о чём он рассказывал, как не сдавался и почему выжил!

Осенью прошлого года я воочию поняла, что для меня означает Крым вкупе с «Интеллигентным сезоном». Я готовилась ехать на фестиваль, взяла кредит и уже купила билеты в оба конца, как в моей семье произошло большое горе: сначала умерла сестра, а через три дня – моя мама. Я человек православный, да и маме было уже за девяносто лет, но она нужна всегда, всем во всяком возрасте. У меня резко ухудшилось здоровье, временами я совсем переставала дышать. С этим ещё можно было как-то справиться, поскольку к гипертонии за много лет я уже попривыкла. Но как назло от стресса покраснели ноги ниже колен как у гуся лапы. Билеты пришлось сдать, потому что я бы разогнала своими красными ногами весь фестиваль, сама боялась на них смотреть. Вот тогда я и поняла, как много значат для нас порой привычные вещи. Кажется, что они будут всегда. Но нет. Неделю ждала, что станет лучше. Ехать в Крым хотелось очень. Меня там море бы подлечило и, возможно, смена обстановки, общение, а так пролежала в постели целых два месяца ровно до 17 сентября - дня физкультурника. Стадион в конце улицы, и я от отчаяния решила пробежать кросс, - проверить, сколько мне жить осталось. До стадиона шла, качаясь из стороны в сторону. А во время кросса заняла первое место. Но горечь осталась на всю зиму. Месяцами несла в себе боль, что потеряла маму и сестру. Да не осилила поездку, о которой так долго мечтала.

Сегодня последний день марта, но ещё лежит двухметровый снег. Слегка потеплело. Енисей тоже ещё подо льдом. И вновь утешаю себя мыслью, что в этом-то году моя встреча с Крымом и «Интеллигентным сезоном» уж точно должна состояться…  С надеждой и мечтой жить всегда легче…