Татьяна ПОПОВА

(г. Иваново, Россия)

Номинация «Малая проза»

«О жизни и любви»

Благая весть

Немало знаю историй, но от этой даже моё закалённое шрамами тело покрылось мурашками.

Ехали на утренней «ласточке» в Москву. Низачем, просто гулять. В планах значились смотровая Panorama 360, кораблик по Москве-реке и зоопарк. Оделись фэмилилучно: серые джинсы, майки в полоску, кеды. Референсы подобрали, фотопозы выучили — чем бы жена ни тешилась. На работе видит только голые женские прелести: эпиляторша. В выходные её манит природа. Ну, и другие города. Мне от адвокатских забот тоже приятно отдыхать вне официальных зданий. Хотя включённый 24/7 телефон подтверждает: отдых — понятие условное.

В общем, по традиции я смотрел в окно, Анфиса читала «Головоломку» любимого Тилье. Заглядывал как-то в его романы. Что творится с человеком, раз он сочиняет такое? Старый добрый Гиляровский или Пикуль, в конце концов — вот это я понимаю. Ну, да не о Тилье сейчас.

Чуть позже Анфиса купила чай и блинчики с курицей (еда — её любимое времяпрепровождение, даже поцелуи на втором месте — сама однажды призналась), а соседка пустой кофе попивала. Потом кашлянула, чертыхнулась. Я приоткрыл глаза, посматриваю. Анфиса недавно тридцать три отметила, а той женщине явно за сорок, но выглядит хорошо. Глаза ещё не потухшие, морщин почти нет. В волосах ни намека на седину, свежий блонд каре. Уютной полноты, в бежевом костюме с белой блузкой. Ватрушку мне напомнила.

Ели-ели они, заодно и познакомились. Анфиса-Лена. Сначала, как водится, обсудили погоду. Июнь-то всё холодный, а уж кофты пора снимать давно. Пионы непонятно, когда раскроются, а ягоды только-только цвести начинают.

И тут моя звезда мечтательно вздыхает: вот бы, мол, сейчас к блинчикам свежей земляники да молочка холодного, а потом на траве валяться и одуванчиковые шары сдувать. А соседка аж вздрогнула. Я понять не могу, чего это она. Аллергия? На бабочек или молоко. Сейчас в кого ни плюнь, все от чего-то чихают.

Хлебнула «Ватрушка» кофе и говорит: «Хотите, Анфиса, случай один расскажу? Там тоже всё с земляники начиналось…» Конечно, моя заинтересовалась. И я поудобнее «улёгся», закрыл глаза и стал слушать.

Вот что поведала Лена:

— Прошлым летом я с Егоркой, сыном, пошла в лес. Он, конечно, не любитель, но тут сам увязался. Ради отца постараться решил. Ждали со дня на день из командировки. Ну, сами понимаете, откуда. Хотели варенья наварить — муж обожает сырники именно с земляничным. Привет из детства. Так и мама его баловала, и бабушка. Теперь моя очередь. Короче, торчали в лесу часа три. Егор больше ныл: то комары надоели, то спать охота. Всё сравнивал, у кого в кружке больше ягод. Сам ел потихоньку. А у нас места урожайные — ляг в траву и собирай, как в сказке. Но это ж терпение надо. Подростки только играть могут без остановки. Набрали, значит, корзинку. И пофоткали, и поели. Аромат — м-м, волшебный, и крупные такие ягоды. Пошли, наконец, домой, болтаем, строим планы. Солнце вылезло из-за туч, настроение классное. А дорога через ручей. Рассказываю, что чуть не двадцать лет хожу по этому мосту. Егор и спрашивает, почему крайняя доска как новая, а соседние подгнившие. Я-то на это внимания никогда не обращала. И близорукая, и пофигистка немного. Мне больше листочки-цветочки по душе. Остановились, нагнулись. И что-то вроде рисунка сын заметил. Пошкрябал посильнее — а там несколько ликов! Меня аж оторопь взяла.

«Ватрушка» так прочувствованно и обстоятельно рассказывала, что я буквально представил, как они с сыном, припрятав корзинку под куст, чуть не бежали в храм, что в двух километрах от ручья. Как позвали служителей и те выпиливали обнаруженную якобы доску. Потом отмывали, хоть и с большим трудом — почти что старатели, просеивающие песок в надежде на обнаружение золота. Как бережно и в то же время торопясь несли находку в храм, где батюшка, узнав изображение, побледнел и схватился за сердце.

— А что же за икона такая? — изумилась Анфиса.

— Написана его дедом — это подтвердилось по надписи на обратной стороне. Богородичная многочастная с каким-то набором клейм и приписными святыми — я и не слышала про такие, честно говоря. Там четыре образа, красивая очень, прям видно, что старинная. Её украли больше ста лет назад. Тогда иностранцы в селе гостили, а ночью гроза страшная прошла. Утром открыли храм — там погром. Подумали на туристов, но тех и след простыл. Кто знает? Ни камер тебе, ни свидетелей. Но вот как икона оказалась в ручье, непонятно. Ну, говорит батюшка, ждите вестей благих — такое сокровище отыскали! Молиться за нас обещал. Егорка даже засмущался, что на него вообще не похоже.

Подходим, значит, к дому, и тут муж звонит. Как я обрадовалась! Неделю не общались. Такое бывало, и не раз. Но я ни капельки волнения не чувствовала. А из трубки женский голос раздался. Сказали, что Вася умер… Не знаю, как не упала сама. Корзинка из рук выскользнула, и земляника разлетелась по асфальту. Я смотрела, и почему-то ассоциации лезли, будто на ковёр пролилась кровь.

— Господи! — зажала ладонью рот Анфиса.

— Страшнее другое. Егорка кричит: «Что с папой?» Я молча шлепнулась на лавку, а он завыл и кинулся подбирать ягоды с земли. Вопил, как заведённый: «Это папе, папе на варенье!» Не помню, как сказала ему правду. Мы в обнимку кучу времени, кажется, просидели. Боялись заходить в квартиру: там же любая вещь о муже напоминает. Соседи проходили мимо — только одна женщина остановилась, спросила, что случилось. Я отмахнулась и крепче прижала сына к себе. Потом встали, побрели к подъезду, и телефон снова зазвонил. Егор выхватил трубку, я не сопротивлялась. А он через секунду заорал: «Папка, ты живой! Нам сказали, умер!» Тут уж я не выдержала, упала в обморок.

— Офигеть! — только и сказала Анфиса, вытирая слёзы. Я сглатывал и молчал.

— Не то слово! Очнулась — Егор опять в слезах, а надо мной с нашатырём Михалыч нависает — сосед наш с первого этажа. Сын рассказывает, что всё перепутали. Думали, папка от «короны» скончался, но какая-то медсестра на всякий случай зеркальце приставила к лицу. «И оно запотело, мам, прикинь! Он послезавтра вернется!» — басил мой чумазик на всю улицу. А я вспомнила слова батюшки и поняла, что настигла нас все-таки благая весть. Перекрестилась, встала и повела малого домой.

— А сейчас? Где ваши мужчины сейчас? — Анфиса с тревогой заглядывала Лене в глаза.

— Егор в лагере — очень их полюбил, а муж снова в командировке. Уже три раза лечиться отпускали. То пластину в ногу вставляли, то руку оперировали. А, что тут говорить — сплошные переживания. Зато зимой обвенчались. Я его десять лет уговаривала. Всё «потом» да «потом». Вот, ждём, пока земляника созреет: обещал тогда на сырники заглянуть. Дай Бог!..

Они замолчали, каждая о своём. А я всё думал, какая же странная штука жизнь. Нарочно не придумаешь то, что она творит с людьми в обычный летний день. Тем и удивительна!