Елена ВАДЮХИНА

(г. Москва, Россия)

Номинация «МАЛАЯ ПРОЗА»

«Для детей и юношества»

Роза Максимка

Посвящается мальчику Максиму Захарову,

просившему написать для него сказку о розе

На лето Максимкиных сестёр родители отправили в деревню к бабушке, к папиной маме. А Максимку бабушка принять отказалась, потому что не справляется с ним, не может без ужаса вспоминать, как в прошлом году отчищала внуков от краски. Максимка нашёл банку с краской в сарае и решил покрасить сарай, чтоб тот стал красивым. Но получилось так, что банка сначала никак не открывалась, а когда раскрылась, то облила Максимку краской, и почему то, когда он красил, прилипла к рукам, ногам, штанишкам и сандалиям. Ну а эти девчонки – малышня – сами пытались ему помогать, он их не просил. Бабушка, правда, считала, что Максим во всем виноват, как будто он это он к краске прилип, а не она к нему. А ещё она до сих пор напоминает его родителям, какое он устроил болото на огороде и испачкал сушившееся на верёвке бельё, а Максимка просто-напросто решил сделать фонтан, чтобы струя из шланга огород сама поливала, заодно и ему с сестрами можно было бы прыгать под струями воды. А этот шланг оказался каким-то непослушным, сам по себе начал двигаться, а как назло соседский Сережка начал выхватывать этот шланг, и пришлось с ним драться.  Девчонки кинулись Максимке помогать, и от этого все вывозились в грязи.  Зато Шарику все это очень понравилось, и он в запале шланг прокусил, и поэтому большая-пребольшая лужа оказалась на тропинке, и разлилась дальше, а бабушка от неожиданности поскользнулось на этом месте и упала, ногу ушибла и потом долго хромала. А ведь Максимка всего навсего хотел помочь ей с поливом. Да, много было таких странных эпизодов у бабушки в деревне, только Максимка не был виноватым, но бабушка этого не понимала, и просила Максимкиных родителей сына в деревню больше не привозить.

Поэтому пришлось отправить Максимку к дедушке, маминому папе, – на дачу. Максимка этому даже обрадовался, во-первых, он, наконец, не будет самым старшим, а значит во всем виноватым. Стоит только одной из сестер зареветь, как бабушка ругает его, а они только и делают, что ревут по каждому поводу. Во-вторых, он надеялся, что дедушка будет водить его на рыбалку, научит пользоваться разными столярными инструментами, будет чаще бабушки водить купаться на пруд и ещё, наверное, будет книжки ему читать, от бабушки чтения книжки он так и не дождался. Взятая с собой книжка о Пиноккио так и пролежала все лето не прочитанная, зато вся разрисованная Максимкой и его сестрами. Максимка в прошлое лето был дошкольником и читать тогда не умел. Дедушка тоже представлял себе много радостных моментов общения с внуком, однако опасался неприятностей, подозревая, что бабушка не зря от него отказалась. Дедушка очень любил свой сад. Чего он только не посадил в саду и на огороде! Поэтому боялся, что Максимка что-нибудь напортит в его зелёных владениях. Ещё до приезда внука дед около дома посадил розу, купил самую дорогую – новый сорт, только в прошлом году вывели, и цветёт она жёлто-красными цветами, причём все разные, один цветок может быть более красным, а другой более жёлтым. Дедушка очень дорожил розой, и поэтому он придумал хитрость, чтобы внука приучить бережному отношению к розовому кусту, да заодно и ко сем его посадкам. «Вот, Максимка, смотри, – похвастался дедушка, показывая на розу - для тебя посадил и назвал её Максимкой». Мальчик подошёл к небольшому кустику с шипами и погладил его по нежным листочкам. Было очень приятно получить такой подарок. «Давай познакомимся, я тоже Максимка», – представился он розе и услышал ответ, или ему только почудилось: «Я так рада, что с тобой познакомилась, наконец-то». «Дедушка, ты слышал? – спросил удивленный Максимка, – Роза разговаривает». Но дедушка розу не слышал и решил, что внук фантазирует. С этого дня Максим стал заботиться о розе, поливать её и выдёргивать около неё сорняки. Дедушка ему объяснял, как нужно правильно ухаживать за его подопечной, дал Максимке маленькую лейку и тяпку.

Мама Максимки предупредила дедушку о том, что внука надо заставлять читать, так как по чтению он отстаёт в школе и получает одни тройки. Дедушка набрал на дачу много интересных книг, в основном, книги Носова, которые любил в детстве: повести о Незнайке, надеясь, что внук захочет стать Знайкой, рассказы и сказки. Но выяснилось, что Максимка читать не хочет, и как только садится за чтение, тут же начинает зевать и жаловаться, что ничего не понимает из прочитанного. А вот, когда дедушка читал вслух, Максимка слушал с интересом. «Мишкину кашу» писателя Носова дедушка ему раз десять прочитал, каждый раз Максимка смеялся так, что скулы сводило. После чтения кашу гречневую под руководством дедушки мальчик научился готовить, а вот читать так толком и не научился.

Каждое утро Максимка здоровался с розой, вечером желал ей спокойной ночи, и она всегда ему вежливо отвечала. Дедушка почему-то ни разу ничего от неё не услышал. Видимо, у Максимки была с его тезкой телепатия. Дедушка и внук все ждали, когда роза зацветёт, но та продолжала набирать силы, пускать побеги, вытягивать ветки и распускать новые листочки, но ни одного бутончика не показалось. На вопрос, когда же она зацветёт, отвечала: «Ну, как-нибудь потом. Неохота чё-то». «Может ей удобрение какое-нибудь нужно?» -  предположил Максимка, посоветовался с дедушкой и поливал её удобрением, посыпал землю золой, порыхлил почву. Дедушка радовался, глядя на Максимку: «Весь в меня, садовод растёт!».

Закончилось лето. Роза Максимка так и не зацвела, и мальчик Максимка лучше читать не научился, хотя роза получила хороший уход и выросла сантиметров на сорок, а Максимка наелся за лето всякой полезной пищи с сада и огорода и вырос на целых восемь сантиметров.

На следующее лето Максимка опять приехал к дедушке. Первым делом заметил, что розы, его тёзки, около дома нет, а на её месте растёт лилия.  «А где роза?» – испугался Максим. «А я её пересадил, - ответил дедушка, - в конец сада у ограды, все равно не цветёт. Если в этом году бутоны не пустит, пересажу за ограду. Видимо, неудачный сорт, ты, Максим, извини, что я её твоим именем назвал». Максимка побежал, чуть не плача, к розе. Роза выросла уже большим кустом с пушистыми ветками, но ни одного бутона не появилось.

 – Привет, Максимка, – с налёта закричал Максим, – ты цвести будешь? А то дедушка тебя ещё дальше пересадит.

- Но для этого, – заныла роза, – надо трудиться, стараться. Неохота. Вот ты сам-то выучился хорошо читать?

– Не-а, – понуро ответил Максим.

 – Ну, вот и я – нет.

– Слушай, а если я научусь читать хорошо, ты зацветёшь?

– Ну, я как ты, ведь недаром меня в твою честь назвали.

– Честное слово?

– Заметано. – Роза видимо, набралась Максимкиных слов.

Максимка примчался домой и сел читать «Мишкину кашу». То ли он хорошо знал рассказ, то ли в этом году поумнел, только ему всё было понятно, и он опять хохотал во весь голос. Так и пошло, Максимка каждый день читал книги и рассказывал розе, что прочитал. Иногда он садился на переносном кресле и читал розе вслух, а у розы набухали бутоны, один за другим. Наконец, раскрылся первый цветок – жёлтый с красным, а потом второй ещё более красный. Скоро роза вся покрылась цветами, и стала удивительно красивой. К тому же она набралась из книг умных выражений, научилась интересно мыслить и говорить изысканно, и с ней было приятно побеседовать на разные литературные темы.

 Осенью дедушка пересадил её ближе к дому. В сентябре, когда Максимки на даче уже не было, он сам по примеру внука читал ей вслух, и, хотя голоса её он по-прежнему не слышал, чувствовал, что цветок слушает и благодарен ему. Да и дедушке было не так одиноко без внука. Ну а Максимка так полюбил чтение, что читает и до сих пор каждый день помногу и собирается даже стать писателем, когда подрастёт. В этом, конечно, ему поможет его любимая роза Максимка, которую он будет непременно навещать каждое лето.

«О жизни и любви»

Письмо к Богу

Море и небо слились в единую тьму, глубокую и бездонную. Казалось, эта древняя и таинственная материя таит в себе неизведанное и бесконечное. Безмерный покой был в этой мгле, и только легкие волны у самого берега, с легким шелестом покрывали его белым кружевом, исчезающим в тот же миг. Казалось, они поют песню забвения, словно тихо повторяя слова: «Все возникло из тьмы и туда же возвратится».

Бабушка с двумя внуками двенадцати и шести лет  спустилась к воде с набережной Мариуполя, отстроенной вновь после боевых действий. Мартовским вечером было тихо и немноголюдно.

– Как спокойно, – со вздохом произнесла бабушка, а про себя подумала: «Даже не верится, что здесь был ад».

– Страшно, ˗ поежившись, отозвался младший Федя.

– Чего ты испугался? – спросила бабушка ласково.

– Темно, – Федя показал рукой в темноту.

– Ну, тогда поднимемся, на качелях покачаешься.

Бабушка, взяв внука за руку, стала подниматься по ступеням.

– Бабушка, а можно я побуду здесь, – попросил Митя, я просто постою, помолчу.

– Так постой, а мы на качелях покачаемся, только на песок не садись, замерзнешь.

– Само собой, – отозвался внук.

Бабушка ему доверяла. Митя остался наедине с этой тьмой, он понимал и бабушкины слова о спокойствии и Федины о страхе, но взволновало его нечто другое, что и сам себе не мог объяснить. Мысли куда-то улетели, он вслушивался в шелест моря, и ему почудилось, что это дыхание Бога. Бог там, в глубине тьмы, спокойный и недосягаемый, и Мите вдруг непреодолимо захотелось поведать ему то сокровенное, что он не мог открыть никому на свете: ни бабушке, ни Феде, ни тете, ни двоюродным сестрам, ни психологу, который долго пытал его вопросами. А Митя им отвечал, что ничего не помнит. А он помнил, правда, не все. Сначала взвыла Жюлька, предупреждая как всегда об обстреле, и полезла под кровать, Митя, схватив Федю, бросился под стол. Взрыв, и вправду выпал из головы, Митя очнулся во тьме, ещё более чёрной, чем эта.

Она ему снилась не раз. Иногда, просыпаясь ночью, ему казалось, что он снова там в этой беспросветной могиле. Два года он никому не рассказывал, и зачем? Люди умеют только убивать, они не могут ни воскресить маму, ни повернуть время вспять. А сейчас он обращался к Богу, мысленно выводя строчки в тетрадке в линеечку ручкой, найденной когда-то у бабушки в коробочке. Он мысленно макал перо в чернильницу и выводил слово за словом красивым почерком, которым когда-то писала его прабабушка в школьной тетрадке, –он нашел её на чердаке.

«Дорогой Бог, – так начал мальчик свое письмо, – когда я лежал в полной тьме, слыша только какой-то звон, я думал, что я умер и лежу в могиле, но все было не так, как представлял себе свою смерть раньше. Я ведь думал, что когда умру, то меня встретит на том свете мама, которую я похоронил за неделю до этого в нашем дворе. Она готовила нам обед на костре. Когда Жюлька заскулила, мама побежала накрыть кастрюлю, добежать обратно до двери не успела, её осколком ранило в бедро. Кровь текла и текла, я перевязывал всем, чем мог, а она все не останавливалась. Могилу рыть я позвал азовца, что размещался со своим отрядом через двор, у них бронежилеты, их никого не ранило. И вот я думал, хорошо бы и нам с Федей умереть, и жить в раю вместе с мамой. И вот я умер, а мама меня не встретила, и я не видел никого и ничего, только полная мгла и неподвижность. Вот она какая на самом деле смерть черная и одинокая. И вдруг я подумал, что надо перекреститься, я попробовал пошевелить рукой, но пошевелились только пальцы. Тогда попытался пальцами начертить крест, и почувствовал под ними что-то пушистое. Что это? Нащупал что-то теплое, там пульсировала жилка. Да это же Федина голова, значит братишка живой! И тут я понял, что и я, оказывается, не мертвый. За радостью пришел страх безысходности. Выходит, нас завалило. Оказывается, лучше умереть, чем ждать смерти. От страха еще сильней зазвенело в ушах, и заболела голова. Воздуха не хватало, я стал зевать, словно рыба, открывая рот на суше, из глаз полились слезы. Как не было мне паршиво, сильнее всего охватила меня жалость к брату.  Он ведь совсем маленький, ведь он ещё ничего толком не видел, за что это ему? За что? А ты, Боже, нас не видел и не слышал. Нас же много на земле несчастных и страдающих, разве ты можешь одновременно всех видеть и слышать… И через боль и слезы я стал просить тебя: "Боже, помоги нам, помоги. Услышь меня». И тут я стал слышать, и я обрадовался, так как понял, что ты меня услышал и дал знак. До меня доносились Жюлькино поскуливание. Она жива, Жюлечка, она нас спасет! «Жюлька, Жюлька! – закричал я хриплым голосом, сам удивляясь, что могу кричать, – беги к бабушке, беги к бабушке. Позови бабушку!». Бабушка живет недалеко от нас, но ни разу мы не смогли до неё добраться из-за обстрелов и опасности, что просто нас застрелят по дороге. Я сам видел, как азовцы подстрелили дядьку на дороге с тележкой, нагруженной баллонами с водой.

Помнишь, Господи, как я молился тебе, чтобы Жюльку не ранило по дороге, чтобы бабушка смогла до нас добежать. И ты услышал меня, Боже, потому что я услышал издалека голоса бабушки, тети и Жюльки. «Мы здесь!» – кричал я, хотя почему-то кричать было тяжело, голосовые связки напрягались. «Сейчас, мы сейчас», – кричала бабушка, но у них ничего не получалось. «Господи, помоги!» – причитал я.  И тут я услышал мужской голос. Балка над нами приподнялась. Федька проснулся или очнулся и заревел в голос. Меня нес на руках боец из ДНР до бабушкиного дома, перед глазами все мелькало, взрослые боялись, что нас ранят или убьют, Федька ревел, а мне казалось, что уже ничего не страшно. Видимо, я уже знал, что ты нас видишь и слышишь.

Кроме тети и бабушки в нашем доме были еще три моих двоюродных сестры. И несмотря на горе и утраты мы были вместе, и я почувствовал, что у меня семья, и самое страшное уже позади. Я еще долго болел, тяжело было говорить, голова кружилась и от звуков снарядов болела, большую часть дня мы сидели в подвале с лучинкой. Снаряды падали все чаще. А потом очень редко и далеко. Потом пришла женщина с гуманитарной помощью, от неё мы и узнали, что Мариуполь уже русский. Эта женщина, а потом психолог в больнице спрашивали, что я чувствую, чего боюсь, а я твердил, что ничего не боюсь и ничего не помню. Не хочу им говорить, что я считал себя мертвым, и мне не перестают сниться сны, что я лежу на дне могилы. Порой я думаю, что попал в другой мир. Господи, ты можешь вернуть меня в мой прежний мир? – Я войду в свой дом целый и невредимый, где мама на кухне печет оладьи, и папа качает Федьку на коленях. А сейчас папы давно нет рядом, он работает в Польше и какими-то путями присылает нам деньги иногда. Он тоже что-то спрашивает меня по телефону. Я ему тоже не могу рассказать многое, только тебе, Господи. Унеси, Господи в эту темень мои плохие воспоминания, как текла мамина кровь, как я хоронил маму, как Федя зарывался под одеяло, чтобы не видеть мамину смерть, как выла Жюлька, и как страшно было под развалинами, унеси эти воспоминания с волнами навсегда. Я и вправду не хочу ничего помнить».

Митя бросил воображаемое письмо в море, и видел, как оно уносится все дальше и дальше. И где-то на горизонте, хотя горизонт растворился в темноте, Митя увидел белого единорога и рядом с ним девочку в белом            платье. Девочка подхватила письмо и отправилась с ним выше и выше в темное небо…

– Кто ты? – прошептал Митя.

– Я твой ангел-хранитель, – донесся ответ.

– Почему же ты уходишь?

– Я передам твое письмо. Не бойся, я буду рядом.

Когда бабушка с Федей вернулись, Митя бросился обнимать бабушку.

– Да, что с тобой Митя? – удивилась бабушка.

– Мне хорошо, бабушка, у меня ангел-хранитель есть.

– Смотри-ка, на небе звездочка появилась, видно твой Ангел тебе звездочку засветил.

– Ура! Звездочка, – радостно воскликнул Федя.