Елена ВАДЮХИНА

(г. Москва, Россия)

Номинация «МАЛАЯ ПРОЗА»

«Война Zа Мир — Победы нашим!»

Крымский мост

Рассказ

Каждый вечер Наденька сидит на веранде дачки − наполовину эллинга, наполовину домика, чаевничает с бабушкой и смотрит, как солнце медленно опускается в море, наливаясь краснотой, словно яблочко спеет. Мост посреди морской глади становится голубым и таинственным, а море темнеет, темнеет, пока не превратится черное и блестящее, как лаковая шкатулка бабушки, и мост словно золотая цепочка сверкает. А самое интересное в этой золотой цепочке – рубиновый замочек, который днем был аркой над мостовым переходом, под которым проплывают корабли. В облачный день над замочком зависает багровое облачко, словно ночное солнце сквозь облачко светит. Бабушка рассказывает разные интересные истории. Где только она ни бывала, пока не ушла на пенсию этим летом. Надина бабушка − реставратор, она руководила восстановлением обликов старинных особняков и знает много захватывающих историй про старинные дома и их хозяев. Когда море совсем почернеет и засветится красными огнями − «замочек в цепочке», они поднимаются на второй этаж, бабушка приступает к главному таинству: она достает из комода черную шкатулку, открывает ее заветным ключиком, раздается сказочная музыка, и Наденька танцует. Потом они заглядывают в шкатулку, и там каждый раз оказывается разная диковинка. О ней то бабушка и рассказывает захватывающую историю.

Вчера в шкатулке оказалась странная ракушка в виде конуса. Наденька погладила ее полированную поверхность. Приложила к уху.

– Там ветер шумит? – спросила девочка бабушку.

– Ветер времени.

– Разве такой ветер бывает?

– Да ты его и слышишь. Он рассказывает историю о мосте.

– О нашем?

– Нашем. Давным-давно, недалеко от нашей дачки, процветал древний город Мермикий. Мы с тобой ходили на его развалины. А на той стороне пролива, куда сейчас уходит мост, находился другой город, Фанагория. И жил там рыбак молодой и красивый. Плыл он как-то по проливу, рыбу удил, решил продать в Мермикии и добрался до нашего змеиного мыса, где мы с тобой сейчас сидим, когда его лодка встретилась с другой, большой и красивой, с синими парусами, обтянутой змеиной кожей. На лодке сидела красавица с золотыми локонами до коленей, рядом две служанки, и четыре раба налегали на весла. Попросила красавица рыбака продать ей большого осетра, что у него лежал в лодке. Но парень настолько поразился красотой госпожи и ее нежным голосом, что отдал задором. Она его в благодарность к себе на лодку пригласила, свою он к корме прицепил. Плывут они, пьют вино мермикийское, едят виноград да персики, милые беседы ведут.

Вернулся потом рыбак домой хоть и без прибыли, но радостный. А ночью заснуть не может, красавица Ниса из головы не идет. На следующий день отправился в Мермикий. Ходил по улицам, да спрашивал, где ее найти. Указали ему на башню за высокой оградой. Вот такая же башня, как это ракушка, только сверху три крошечных окошка увидел. Целый день провел рыбак около башни, а Нису так и не увидел. Он бы и на ночь там остался, да знал, что родители будут волноваться и уплыл до заката. Ну а рыбу то надо все-таки ловить, любовью сыт не будешь. Нису решил забыть, куда ему, простому рыбаку, за такой богатой госпожой ухаживать... Только не получилось ее забыть и через три дня опять решил отправиться в Мермикий уже с рыбой. Как назло, поднялся ветер и начался шторм. Ходил рыбак по берегу и просил Нептуна утихомирить море, и вдруг видит, на берег выбросило золотую рыбку. Взял он ее в руки, думал, как подарит Нисе такую красоту, а рыбка говорит ему: «Отпусти меня, добрый рыбак, исполню любое твое желание». А рыбак ей в ответ: «Хочу мост, чтоб от этого берега до другого». Обещала рыбка выполнить, но не скоро, ведь не было тогда таких материалов, чтобы было можно такой мост построить.

А между тем напали с суши враги, захватили город Мермикий, и увезли красавицу Нису в дальние края. Так что не увидел больше рыбак своей возлюбленной. А мост люди долгое время мечтали построить, да не могли. Да уж и построили, так он не устоял, быстро разрушился. И только четыре года назад построили тот, что перед нами, ему ни штормы, ни ураганы, ни морозы не страшны. Теперь он соединяет влюбленных. Сел на поезд, или в автомобиль, и ты уже в Тамани, или наоборот, в Керчи. Твои папа и мама на том берегу в Тамани и познакомились около памятника Лермонтову, это еще до открытия моста случилось.

 Стихи Лермонтова Наденька знает, ей и папа, и мама читали, так что она наизусть выучила.

Теперь и папа, и мама очень далеко. Уехали оба по этому мосту, и Наденька ждет-не дождется, когда они вернутся. Папа защищает мост от врагов, которые хотят его разрушить, не подпускает их к мосту. Вика из детсада сказала, что Надиного папу убьют, Наденька плакала целый день, но бабушка сказала, что это все вранье, потому что все родные за него молятся, и он будет целый и невредимый. Но дочке все равно страшно, иногда ей снится папа в гробу, и она просыпается, сердце бьется-бьется... Хотя и знает, что это всё вранье! Еще она боится, что папа не успеет отбить снаряды, и мост разрушат. Один раз она проснулась ночью, а он не светится и грохочет. Девочка стала будить бабушку с криками: «Мост взорвали». Но бабушка сказала, что идет большой и тяжелый состав, а свет отключили, чтобы по нему не попали.

Вчера после истории о золотой рыбке, Наденька опять осмелилась спросить, когда папа приедет к ней по мосту.

− Когда война закончится, − ответила как всегда бабушка.

− А когда закончится? – спросила как всегда внучка.

Обычно бабушка, раздраженная одним и тем же вопросом, отвечает: «Сама хотела бы знать». Но в этот раз, сказала спокойно:

− Взрослые не на все вопросы знают ответы, но мы можем помолиться Богу, чтобы война закончилась скорее, и наш папа вернулся бы к нам, и мама тогда быстрее бы вернулась.

Мама поехала в Москву играть «Чайку». Она так классно сыграла ее на сцене в Керчи, что ее пригласил режиссер в Москву играть роль в настоящем московском театре. В Керчи уже дано нет театра. Есть только труппа, без здания. Когда Наденька была меньше, она думала, что мама на сцене будет изображать чайку. Надя тоже скакала по берегу, махала руками, кричала громко по-чаячьи, и просила у мамы кусочки хлеба. Но, попав к маме на репетицию, выяснила, что мама играет девушку, которая называет почему-то себя чайкой, может быть от того, что ходит в белом платье. Изображать чайку гораздо веселее, чем что-то говорить скучное со скучными дядьками. Но мама понеслась в Москву, играет во втором составе, значит ее на сцену пускают, если только первая Чайка заболела. И спит она на полу, потому что даже кровати в комнате, где она живет, нет. «Надоест ей когда-нибудь такая «половая» жизнь, – вздыхает бабушка, − и вернется к нам. Видишь ли, вольной чайкой захотелось быть». В маме сказывается порода польского офицера Бржевского основателя их рода, который участвовал в польском восстании, и за этого его сослали во Владикавказ. Этот таинственный Владикавказ кажется Наденьке сказочной страной за синими горами, дальними лесами. Там жил еще один прапрадедушка, за которого вышла замуж дочка пана Бржевского, народник, отличавшейся буйным характером. Народники, как объясняла бабушка, были за народ против царя, и в Бога не верили. Этот прадед срывал дома игрушки с елки, раздавал бедным детям и говорил, что эта полная отсталость со стороны жены − елку наряжать. Бабушка считает, что кровь этих смутьянов не дает покоя их роду, всегда куда-то их влечет и тянет во всякие авантюры. Хорошо, что Наденька уродилась в папу. Такие же у нее карие большие глазки и спокойный характер, правда вопросами любит бабушку мучить. На самом деле она не любила мучить, но как объяснить бабушке, что ей так хочется обнять маму, прижаться к ней, и чувствовать каждой клеточкой ее тепло и близость.

Вот такая вчера была замечательная история из шкатулки. А что будет сегодня? До вечера еще столько надо ждать, но бабушка на этот раз изменила традиции и принесла шкатулку после дневного сна. «Шкатулка, − сказала бабушка с удивлением, − не захотела дожидаться вечера. Прямо сейчас появилась на столе, хотя вчера я ее убирала в комод и закрыла на ключик. Видимо, что-то важное, хочет нам поведать». Бабушка повернула ключик в шкатулка несколько раз, крышка поднялась и зазвучала музыка, но Наденьке даже танцевать не хотелось, не терпелось заглянуть внутрь.

На дне лежала старая-престарая потертая фотография двух девочек: большой, в школьной форме с белым фартуком, и маленькой, на коленях у старшей. Под ней сложенный в трубочку листочек бумаги. Листочек исписан фиолетовыми чернилами, а может быть фломастерами. Бабушка пояснила, что это чернила, которыми раньше писали, макая в них стальное перо, закрепленное на ручке.

− Кто это? − спросила Наденька, показывая на портрет.

− Вот эта младшая, беленькая − моя мама, Ирина Михайловна, Ирочка, как все ее звали, их бабушка души в ней не чаяла. А эта старшая − ее сестра Надя. Отличница, умница. Тебя в честь нее назвали.

−Чтобы я тоже стала умной отличницей?

− Чтобы умной была, и чтобы память о той Наде осталась. Чтобы ты ее не забывала.

И бабушка начала длинный рассказ, а Надя сидела, обхватив колени, боялась пошевелиться, чтобы бабушке не мешать говорить.

−Жили сестренки во Владикавказе в персидском доме, с расписанными потолками. До революции весь дом занимала семья нашей далекой прапрабабушки, а перед войной жили впятером в одной комнате: две сестры, их бабушка, ее младшая дочка, муж старшей дочки – папа сестер.  Ирочку и Надю воспитывали бабушка и папа. А мама уехала в другой город, она очень любила танцы, муж ее, мой дедушка Михаил Львович, был намного ее старше, танцы не любил, а любил шахматы. Вот моя бабушка и ушла от него к партнеру по танцам. А когда его перевели в другой город, уехала с новым мужем навсегда. Это все кровь наших смутьянов. Ирочка росла послушной внучкой, а вот с Надей бабушка намучилась. Не девочка, атаман какой-то. Хоть и училась лучше всех, и спортсменка была успешная.  С ней у бабушки сплошные треволнения происходили. А еще Надя артисткой мечтала стать, в самодеятельном театре играла.

Мой дедушка Михаил Львович возглавлял во Владикавказе шахматный клуб и подружился он на соревнованиях с шахматистами из Керчи. Они-то и пригласили его в Керчь. И работу ему нашли радиотехником в порту, и две комнаты дали в новостройке для него и Нади. В Керчи в ту пору предприятия росли, и на работу хороших специалистов охотно брали.

Надя закончила девятый класс. Папа боялся, что дочь без бабушкиного присмотра что-нибудь учудит, и устроил ее на лето своей помощницей. Порт был большой, суда приплывали и отплывали, и надо было согласовывать их движение, разгрузку и погрузку по радио. Надя быстро освоила специальность, недаром она была самой способной в школе. А тут началась война, и мужчины стали уходить на фронт. Наш дедушка тоже ушел. Женщины заменяли мужчин на производстве, и Надюша заменила отца. Работы стало в два раза больше, так как надо было обеспечивать армию рыбой, и промысловые судна каждый день прибывали с большим уловом. А Фронт продвигался все ближе к Керчи, но люди все не верили, что враги возьмут Керчь. Бабушка и мама звонили Наде, и умоляли приехать к ним, но Надя не оставляла свой пост. И вот уже наша армия покинула Керчь и последний корабль отходил от пристани. На нем и плыла наша Надя, да не доплыла. Снаряд попал на борт, корабль стал тонуть, и на спасательной шлюпке Надя вернулись в порт. Промокла и простудилась. А дома уже не было, разбомбили. Ее приютила знакомая женщина в избе с печкой. Немцы велели всем регистрироваться, а детям в школу идти. Надя лежала с температурой и не пошла. А тех, кто пришли, всех убили: младших отравили пирожками с ядом, а старших расстреляли. Тогда Надя ушла к партизанам в Аджимушкайские каменоломни. Это бы целый подземный город, оставленный после добывания камня. Там Надя занималась радиосвязью и пробыла до освобождения города нашим десантом. Как же все, кто уцелел, радовались! Надя опять вернулась на работу в порт. А потом снова сдали немцам город, и Надя опять ушла в каменоломни. На этот раз там были не только партизаны, но и наши войска, отрезанные немцами от моря, не успевшие переправиться на Тамань, и мирные жители. Но слишком долго не могли освободить город. Немцы травили тех, кто спрятался в каменоломни, газом, взрывали их сверху. Люди остались без воды, пока не продолбили в комне колодец внутри. Из еды остался один сахар, и люди умирали от него, потому что нельзя питаться одним сахаром, он становится ядом. А ты все сладости просишь, Надежда…Почти никто не остался жив, и никто не сдался. Что стало с нашей Надюшей, не знаем. Когда мой дедушка вернулся с фронта, хромой, ходил с палочкой по катакомбам, искал тело дочки, так и не нашел. Чуть не подорвался на мине. Страшно там было, да и теперь опасно ходить, где музейный маршрут не проложен.  Теперь там музей, мы с тобой сходим, как подрастешь.

Все, что осталось от Нади в нашей семье, это три фотографии, одна из них эта, прошла весь фронт в дедушкином кармане. А это Надино стихотворение моя мама хранила всю жизнь.

У Наденьки навернулись слезы на глазах. Она уж готова была заплакать, но тут бабушка протянула ей листочек, исписанный чернилами, и прочитала наизусть стихи, что помнила с раннего детства:

Я хотела бы белою чайкой

Пронестись над крутою волной,

И летя со стремительной стайкой,

В небо рваться душою шальной.

− Так вот почему мама чайку захотела играть! – воскликнула Наденька, вскочив и размахивая руками. − А я вырасту и обязательно напишу книгу о Наде. И найду, что дедушка не нашел. Я найду в каменоломнях ее стихи. Правде ведь, найду?

Бабушка кивала. И помолчав, Надя добавила:

− И воевать пойду за мост, чтобы враги опять Керчь не взяли.

− С такими защитниками, – сказала бабушка очень серьезно, – Керчь никогда не сдадим!..